Карпатская Русь Карпатская Русь (Галицкая Русь, Буковина, Угорская Русь) Русины (русичи) живут в основном на землях Словакии, Польши и «Малой» Руси 1772 год. Галицкая Русь (главные города Галич, Перемышль, Звенигород) находилась под властью русской Литвы.1772–1918 годы.

От сотворения мира пошли кровавые свары у северных славян. "И не было среди них правды, и встал род на род, и была среди них усобица, и стали воевать сами с собой.

И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам? к Руси. Те варяги назывались русью подобно тому, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готладцы, – вот так и эти прозывались.

Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И вызвались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли к славянам, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белом озере, а третий, Трувор, – в Изборске".

Именно так описано становление государственности на Руси в «Повести временных лет». Поскольку, кроме летописи, никаких других данных о призвании Рюрика нет, то по этому поводу отечественные историки уже два столетия ведут жестокую войну между собой. Тех, кто поверил летописи, окрестили норманистами, а тех, кто считал призвание варягов вымыслом, и князя Рюрика – мифологическим персонажем, стали звать антинорманистами.

Еще в XIX веке спор историков получил политическую окраску. Дело в том, что несколько немцев, состоявших на русской службе, имели неосторожность намекнуть, что вот де без европейцев русские не смогли создать своего государства. Против них грудью встали «квасные» патриоты. Мы, мол, сами с усами и вашего Рюрика знать не знаем, а история наша начинается от славянских князей Олега и Игоря. Нашлись историки, первым среди которых был В.Н. Татищев (1686-1750), придумавшие Рюрику деда – славянина Гостомысла, жившего то ли в Новгороде, то ли в славянском Поморье. Исторические споры норманистов и антинорманистов не уместятся даже в самый пухлый том. Мы же изложим наиболее правдоподобную версию тех древних событий.

Начнем с того, что выясним, кто такие варяги. У нас принято отождествлять варягов с викингами – скандинавскими морскими разбойниками. В VIII-X веках викинги (норманны) были грозой всех стран северной Европы и даже Средиземного моря. В IX веке корабли викингов достигли Исландии, в X веке – Гренландии и Канады (полуостров Лабрадор). Вожди викингов (конунги) захватывали земли в Западной Европе и зачастую оседали там. Некоторые из них позже стали князьями, графами, баронами и даже королями.

Несколько в ином качестве викинги приходили в земли восточных славян за десятки лет до появления там Рюрика. Набеги на земли славян и грабежи, безусловно, имели место, но не они составляли главный вид деятельности викингов. Здесь они чаще всего выступали в ролях купцов и наемников.

Флотилии норманнских судов (драккаров) легко передвигались вдоль северного побережья Европы и грабили по пути местное население, а затем через Гибралтарский пролив попадали в Средиземное море. Это был очень длинный, но сравнительно легкий путь. А вот пройти «из варяг в греки» по русским рекам и волокам было гораздо короче, но пробиться там силой было трудно, скорее всего, невозможно. Вот и приходилось норманнам ладить с местным населением, особенно в районах волоков. Для славянского населения волок становился промыслом, поэтому жители окрестных поселений углубляли реки, рыли каналы, специально содержали лошадей для волока и соответствующих «специалистов». Естественно, за это норманнам приходилось платить.

По пути «из варяг в греки» к викингам присоединялись отряды славян, а затем объединенное славяно-норманнское войско шло в Византию то войной, то наниматься на службу к византийскому императору. Именно поэтому славяне и называли викингов варягами. Варяг – это искаженное норманнское слово «Vaeriniar», которое норманны, в свою очередь, позаимствовали у греков. Греческое «joisegatoi» означает «союзники», точнее – «наемные воины-союзники». Заметим, что среди собственных названий скандинавских племен варяги не фигурируют, и ни один народ Западной Европы не давал норманнам такого имени. Слово «варяг» отражает специфику исключительно славяно-норманнских отношений.

Разобравшись с варягами, обратимся к личности Рюрика. Ряд историков, включая Б.А. Рыбакова, отождествляет летописного Рюрика с Рёриком Ютландским – мелким датским конунгом, владевшим местечком Дорестад во Фрисландии. Рёрик неоднократно упоминается в западных хрониках. Там сказано, что в 50-е годы IX века викинги отняли у Рёрика Дорестад.

А с 862 года его имя исчезает из хроник. В 870 году Рёрик на короткое время появляется в королевстве франков, и затем исчезает вновь. Согласно нашей летописи, Рюрик умер в 879 году. Следовательно, с большой степенью вероятности можно принять версию, что Рёрик Ютландский принял предложение славян около 862 года и действительно княжил у них до 879 года.

А вот его «братья» Синеус и Трувор являются плодом фантазии летописца. Возможно, он располагал каким-то документом, славянским или норманнским, где и нашел непонятные слова «синеус» (sine hus – свой род) и «трувор» (thru varing – верная дружина). Видимо, о Рёрике было сказано, что он прибыл со своими родичами и верными дружинниками. Тех и других малограмотный летописец превратил в братьев Рюрика. Не имея никаких сведений о деятельности Трувора с Синеусом и об их потомстве, летописец умертвил обоих «братьев» вскоре после «прибытия», в 864 году.

Теперь остается последний вопрос, какую это «русь» привел с собой Рюрик? В книге английских авторов «Викинги», изданной в Москве в 1995 году, говорится: «Славяне называли викингов русами, поэтому территория, где расселились русы, получила название Русь (впоследствии – Россия)». (Филиппа Уингейт, Энн Миллард, «Викинги», М., «Росмэн», 1995, с.40.)

Мягко выражаясь, это буйная фантазия ученых дам Филиппы Уингейт и Энн Миллард, как, впрочем, и других иностранных и отечественных историков .

Дело в том, что в Скандинавии никогда не было не только племени варягов, но и племени русов. Русью (или русами) норманнов называли лишь в Восточной Европе.

Некоторые историки связывают слово «рос» («рус») с географической и этнической терминологией Поднепровья, Галиции и Волыни, утверждая, что именно там существовало племя «рос» или «русь». Но, увы, и эта версия не соответствует ни летописям, ни фактам.

Автор придерживается мнения тех историков, которые полагают, что слово «русь» близко к финскому слову «routsi», что означает «гребцы» или «плаванье на гребных судах». Отсюда следует, что русью первоначально называли не какое-то племя, а двигающуюся по воде дружину. Кстати, и византиец Симеон Логофет писал, что слово «рус» или «русь» происходит от слова «корабль» (!).

Итак, поначалу славяне и византийцы называли русью дружины норманнов и славян, передвигавшиеся на гребных судах. Через несколько десятилетий это слово стало ассоциироваться с дружиной киевского князя, а еще позже – с его владениями и с его подданными.

Что же касается варягов, осевших на Руси, то они, как правило, обрусевали уже во втором поколении. Есть народы, склонные к быстрой ассимиляции, и наоборот, известны случаи, когда отдельные племена столетиями не желают ассимилироваться среди местного населения. Обычно такие случаи кончаются серьезными этническими конфликтами, ответственность за которые сейчас стало модно сваливать с больной головы на здоровую, то есть на коренное население, составляющее абсолютное большинство. Норманны же очень быстро ассимилировались, и не только в славянских землях, но и в Англии, Франции, Италии, короче, повсюду.

Если норманны и превосходили славян в военном искусстве, то в остальном они стояли на более низком уровне развития, поэтому легко перенимали элементы славянской культуры. Норманны в Византии и Западной Европе довольно быстро меняли свою религию на христианство, а в Новгороде и Киеве – на славянских богов. Кстати, пантеоны скандинавских и славянских богов были весьма схожи. Характерно, что в договорах с Византией варяжский князь Олег, ближайший сподвижник Рюрика, клянется не скандинавскими богами Одином и Тором, а славянскими Перуном и Белесом.

Невысокий культурный уровень варягов-норманнов и их быстрая ассимиляция дали мощные козыри в руки историкам-антинорманистам. С последними можно согласиться в том, что варяги не оказали практически никакого влияния на быт, обычаи, культуру, религию и язык славян. Однако в политике, и особенно в военной истории славян, варяги сыграли весьма существенную роль.

В 60-е годы IX века, пока Рюрик правил в Новгороде и Ладоге, в Киеве правили два варяжских конунга, Аскольд и Дир. Согласно русским летописям, Аскольд и Дир вместе с Рюриком прибыли в 862 году в Новгород, а затем отпросились с отрядом варягов на службу в Византию. Однако ряд ученых не без основания считает, что это выдумка летописца, пытавшегося оправдать действия князя Олега (Ольгерда), а на самом деле оба конунга правили Киевом раньше, чем с 862 года.

Аскольд и Дир собрали довольно большое войско, состоявшее из славян. Согласно византийским источникам, в 860 году 200 ладей русов подошли к Константинополю. В течение недели город находился в осаде, после чего император Михаил начал переговоры с русами и заключил с ними мирный договор. Походом на Царьград руководили Аскольд и Дир. Византийские источники говорят о том, что вождь русов принял христианство. Судя по всему, это был Аскольд, недаром впоследствии на могиле Аскольда построили церковь святого Николая. Аскольд и Дир совершили несколько успешных походов на хазар, чем обеспечили безопасность своих владений от налетов степных кочевников.

После смерти Рюрика северными славянскими землями стал править князь Олег (Ольгерд), родственник Рюрика, поскольку сын Рюрика Игорь был еще ребенком. В 882 году Олег собрал войско из варягов и славян и двинулся на ладьях по воде в южном направлении. Как сказано в летописи, «приде к Смоленску и придя град и посади муж свои, оттуда поиде вниз и взя Любеч, посади муж свои». Перевести это, видимо, следует, так: Смоленск сдался Олегу без боя, а Любеч пришлось штурмовать, и в обоих городах Олег оставил свои гарнизоны.

Подплывая к Киеву, Олег велел замаскировать ладьи под купеческие суда. Часть воинов изображала гребцов, большинство же легло на дно ладей. Ладьи пристали возле Угорской горы, оттуда Олег послал гонцов сказать киевским князьям, что они варяги-купцы и плывут из Новгорода в Константинополь. Аскольд и Дир с небольшой свитой вышли из города для осмотра товаров. Когда они подошли к ладьям, оттуда выскочили варяги и убили обоих князей. После этого Киев без сопротивления сдался Олегу. Это убийство явилось актом объединения северных и южных восточнославянских земель, в результате чего возникло государство, впоследствии названное Киевской Русью.

Земли Киевской Руси имели довольно слабые политические и экономические связи как со столицей, так и между собой. Впрочем, это характерно для всех государств Европы конца IX века, например, для Западно-франкского и Восточно-франкского королевств, Великоморавского государства, Болгарского царства и других. Тем не менее, до 1991 года ни у одного серьезного историка не возникало сомнений, что у всех славянских племен, входивших в Древнерусское государство, был общий язык (разумеется, с местными диалектами), общие верования, и они были одним народом. Что же касается варяжского элемента в Киевском государстве, то большинство варягов ассимилировалось, а остальные, прослужив несколько лет у киевского князя, отправлялись служить в Византию, либо иногда возвращались на историческую родину.

В 907 году киевский князь Олег (Ольгерд) с дружиной, состоявшей из славян и варягов, осадил Константинополь (Царьград). После непродолжительной осады греки запросили мира. Олег получил большую контрибуцию и подписал выгодный для Киева договор о торговле и мореплавании. Согласно легенде, Олег прибил свой щит к вратам Царьграда. Византийцы целовали крест в соблюдение договора, а Олег и его мужи клялись оружием и славянскими богами Перуном и Белесом. Любопытно, что и в 907 году, и через четыре года, когда послы из Киева приезжали за подтверждением договора, из четырнадцати человек лишь двое имели славянские имена – Велемудр и Стемир, а остальные – скандинавские: Карл, Рулав, Руальд, Труан, Фарлаф и т. д. Но оба раза все послы клялись славянскими богами.

После смерти Олега в 912 году на киевский престол вступил Игорь, сын Рюрика (?-945). Летом 941 года Игорь предпринял морской поход на Константинополь. 11 июля у входа в Босфорский пролив русские ладьи встретились с византийским флотом. Противник применил «греческий огонь», и русская флотилия, потеряв несколько судов, отступила. Потерпев поражение у Константинополя, флотилия Игоря двинулась к берегам Винифии и начала опустошать побережье. Однако вскоре русские увидели византийскую эскадру Феофана и вынуждены были бежать. Феофан решил преградить русским путь домой и блокировал Днепро-Бугский лиман. Поэтому Игорю с дружиной пришлось возвращаться назад через Керченский пролив.

В 944 году Игорь решил взять реванш. На сей раз он собрал большое войско и разделил его на две части: пешие славяне и варяги пошли морем, а конные славяне и наемники-печенеги двинулись сухим путем. Сам Игорь пошел с конной ратью, но дойти ему удалось лишь до Дуная, где его встретили послы императора.

Греки предложили Игорю дань значительно большую, чем взял Олег. Игорь взял деньги и ценные ткани и двинулся назад. В следующем 945 году был заключен договор с Византией. Любопытно, что в ходе принятия нового договора в Киеве часть славян и варягов присягали не Перуну, а целовали крест в церкви святого Ильи. Кстати говоря, в годы мира с Византией русские (то есть славяне и варяги) охотно шли на императорскую службу. Например, в 949 году в ходе боевых действий византийского флота у острова Крит в составе флота было девять русских кораблей и более шестисот воинов-русов.

В 946 году князя Игоря убили древляне при попытке собрать дополнительную дань с города Коростень. Сын Игоря Святослав был ребенком, и несколько лет после смерти Игоря от имени Святослава правила его мать, княгиня Ольга.

Годы правления Святослава отмечены походами в Поволжье, на Северный Кавказ и в Болгарию. О походах Святослава написано много, но, увы, историки их еще до конца не исследовали, мы же вынуждены пропустить походы Святослава, так как они не соответствуют теме нашей работы. Скажем лишь, что в войсках Святослава варяжский элемент был крайне немногочисленен. В 972 году возвращавшегося по Днепру из Болгарии в Киев князя Святослава на острове Хортица застигли врасплох печенеги и убили.

Установившихся законов престолонаследия в Киевской Руси еще не было. Детям и внукам Святослава пришлось решать этот вопрос силой. Решающей силой в борьбе за киевский престол в конце X – начале XI века стали варяги.

У князя Святослава было сыновья Ярополк и Олег от жены Преславы и еще сын Владимир от ключницы Малуши. Надо сказать, что у славян в IX-X веках была распространена полигамия, и князья, как правило, имели несколько жен. Бытует мнение, что с принятием христианства полигамия исчезла автоматически. На самом же деле отдельные князья и в XI-XII веках имели параллельно по несколько жен.

Много лет историки спорят, была ли Малуша женой или просто наложницей Святослава. По мнению автора, последнее утверждение более вероятно. Другой вопрос, являлась ли Малуша простолюдинкой? С большой степенью вероятности можно предположить, что она была дочерью древлянского князя Мала, убившего в 946 году князя Игоря. В отместку за смерть мужа княгиня Ольга велела сжечь Коростень и обратить в рабство знатных людей города. Малушу ребенком взяли в княжеский терем, где она позже стала ключницей.

Святослав оставил Ярополка княжить вместо себя в Киеве, а Олега назначил наместником в древлянские земли. Малолетнего Владимира он послал наместником в далекий Новгород.

После смерти Святослава мир между братьями продолжался недолго. В 977 году варяг-воевода Свенельд убедил 16-летнего Ярополка напасть на древлянские земли. Недалеко от города Овруч сошлись рати Ярополка и Олега. Заметим, что последнему было только 15 лет. Войска Олега потерпели поражение, а сам он решил укрыться в Овруче. Однако на мосту, перекинутому через ров к городским воротам, началась давка, люди сталкивали друг друга в ров, столкнули и Олега. Падали в ров и лошади, которые давили людей.

Овруч сдался Ярополку, который приказал разыскать брата. Мертвого Олега нашли заваленным человеческими и лошадиными трупами на самом дне рва. Ярополк расплакался над телом брата и сказал Свенельду: «Порадуйся теперь, твое желание исполнилось». Древлянская земля перешла в прямое подчинение киевскому князю. Владимир же, узнав о гибели Олега, испугался за свою жизнь и бежал в Швецию. После этого Ярополк отправил своих наместников в Новгород.

Но через три года (в 980 году) Владимир вернулся на Русь с варяжской дружиной, захватил Новгород и стал готовиться к походу на Киев. В качестве союзника он попытался привлечь вассала Киева, полоцкого правителя Рогволода .

Откуда взялся Рогволод – установить вряд ли удается. Многие историки согласны с летописью, что он был варягом и «пришел из-за моря», другие же считают Рогволода потомком местных князей, правивших Полоцком еще до Олега.

Владимир предложил Рогволоду скрепить союз браком с его дочерью Рогнедой. Однако Рогнеда уже была просватана за Ярополка и категорически отказалась идти за Владимира, гордо заявив: «Не хочу разуть сына рабыни, хочу за Ярополка» .

Тогда Владимир собрал войско из варягов, славян, чуди и веси и двинулся к Полоцку. Не хочется развенчивать очередную легенду (о прекрасной и гордой княжне Рогнеде), но истина дороже. Владимира и его варяжское окружение сама Рогнеда интересовала очень мало. Гораздо, важнее были волоки, которые контролировал полоцкий князь. Впрочем, и греки за две тысячи лет до описываемых событий осаждали Трою вовсе не из-за Елены Прекрасной, а ради контроля над Дарданеллами.

Без захвата волоков на пути «из варяг в греки» речная флотилия Владимира не смогла бы пройти к Киеву. Владимир взял Штурмом Полоцк. По преданию, Владимир изнасиловал Рогнеду на глазах ее отца, матери и двух братьев, а затем в присутствии Рогнеды убил всех ее родственников. Потом Владимир взял Рогнеду в число своих многочисленных жен. Рогнеда родила ему сына, названного Изяславом.

Летопись сохранила интересное предание. Однажды Рогнеда попыталась зарезать спящего Владимира ножом, но он вдруг проснулся и схватил ее за руку. Тут она начала ему говорить: «Уж мне горько стало: отца моего ты убил и землю его полонил для меня, а теперь не любишь меня и младенца моего». В ответ Владимир велел ей одеться в княжеское платье, как она была одета в день свадьбы, сесть на богатой постели и дожидаться его – он хотел прийти и убить свою жену. Рогнеда исполнила его волю, но дала обнаженный меч в руки своему семилетнетму сыну Изяславу и наказала ему: «Смотри, когда войдет отец, ты выступи и скажи ему: разве ты думаешь, что ты здесь один?» Владимир, увидев сына и услышав его слова, сказал: «А кто ж тебя знал, что ты здесь?», бросил меч, велел позвать бояр и рассказал им, как все было. Бояре отвечали ему: «Уж не убивай ее ради этого ребенка, но восстанови ее отчину и дай ей с сыном». Владимир построил город, назвал его Изяславлем и отдал Рогнеде с сыном. Позже Владимир сделал Изяслава своим наместником в Полоцке.

Из Полоцка Владимир двинулся с большим войском на Ярополка. Ярополк не имел сил противостоять Владимиру в открытом бою и заперся в Киеве, а Владимир разместился в местечке Дорогожичи. Слабость Ярополка легко объяснима. Много киевских ратников 8-10 лет назад погибли во время походов Святослава в Болгарию и на острове Хортица, а у Владимира было большое войско, главную ударную силу которого составляли варяги. Тем не менее, Владимир не мог взять хорошо укрепленный Киев. Тогда воеводы Владимира подкупили главного киевского воеводу, некоего Блуда. Якобы Владимир велел сказать ему: «Помоги мне. Если я убью брата, ты будешь мне вместо отца и получишь от меня большую честь». Блуд имел большое влияние на Ярополка (не будем забывать, что князю исполнилось всего 19 лет). Блуд не пускал князя на вылазки из города и говорил: «Киевляне ссылаются с Владимиром, зовут его на приступ, обещаются предать тебя ему. Побеги лучше за город». Ярополк послушался, покинул город и заперся в городе Родне в устье реки Реи. Владимир занял Киев, а затем осадил Ярополка в Родне. В Родне наступил такой голод, что надолго осталась пословица: «Беда, как в Родне». Тогда Блуд стал говорить Ярополку: «Видишь, сколько войска у брата твоего? Нам их не перебороть, мирись с братом». Ярополк согласился и на это, а Блуд послал сказать Владимиру: «Твое желание сбылось: приведу к тебе Ярополка, а ты распорядись, как бы убить его».

Блуду удалось уговорить Ярополка капитулировать и прийти к брату со словами: «Что мне дашь, то я и возьму». Ярополк с небольшой свитой пошел в княжеский терем в Киеве. По пути любимый дружинник Варяжко уговаривал Ярополка: «Не ходи, князь, убьют тебя. Беги лучше к печенегам и приведи от них войско». Но Ярополк не послушался и вошел в терем. Не успел князь войти в прихожую, как два варяга закололи его мечами, а Блуд держал двери, чтобы свита не могла помочь своему князю. Кстати, Варяжко с несколькими воинами проложили себе дорогу мечами и ушли к печенегам. Так Владимир стал властителем всей Руси.

Князь Владимир постоянно воевал на западе с моравами и поляками, на юге с Византией, на юго-востоке с печенегами, но ни разу не ходи с ратью на север, поскольку отношения со скандинавскими странами в основном были мирными.

Со времен князя Олега Новгород платил дань варягам, но размер ее был ничтожен – всего 300 гривен в год. На эти деньги в те времена можно было нанять сроком на год два-три норманнских драккара с экипажем 150-200 человек. Таким образом, это была не дань одного государства другому, а плата одному или нескольким конунгам за обеспечение безопасности купцам на Ладожском озере, на реке Неве и в Финском заливе.

Однако избежать набегов на Русь в X веке не удалось. Они были неизбежны хотя бы потому, что физически нельзя было договориться со всеми конунгами. Так, в 997 году норвежский конунг (ярл) Эйрик, сын Хакона Хлада-ярла, напал на Гардарик (Русь) и разрушил город Ладогу. Это был типичный набег норманнов – внезапное нападение и быстрый отход, пока противник не успел собрать большое войско. На обратном пути драккары Эйрика атаковали в Финском заливе три корабля викингов, возможно, те самые, которые новгородцы нанимали для охраны Невского устья. Эйрик перебил их экипажи, а сами корабли включил в состав своей флотилии.

Далее Эйрик совершил нападение на северное побережье Эстляндии (Эстонии) и остров Эзель, а затем отправился в Данию. Кстати, в то время Эстляндия являлась вассальной территорией Киевской Руси. Например, сага об Олафе Тригвассонс рассказывает о том, как приехал в Эстляндию Сигурд, «будучи послан от Вальдамара (Владимира), Хольмгардского конуга (Новгородского князя), для взыскания в стране дани...».

Тем не менее, набеги норманнов на Русь по своим масштабам не идут ни в какое сравнение с походами викингов в Западной Европе. Нападение Эйрика в 997 году на фоне больших войн князя Владимира выглядело столь незначительным, что даже не вошло в русские летописи.

Автор не склонен загружать читателя многостраничным анализом достоверности упоминаемых исторических источников. Однако о сагах придется сказать несколько слов. Скандинавские саги выгодно отличаются от западноевропейских хроник и русских летописей отсутствием позднейших интерполяций и политической тенденциозности. У скандинавских скальдов переписка саги слово в слово считалась непреклонным законом. Примитивная тенденциозность имела место только у непосредственных авторов саг и ограничивалась небольшими преувеличениями в описании подвигов конунгов – героев саг. В XVIII-XIX веках многие историки считали мифами саги о походах конунгов в Исландию, Гренландию и Северную Америку. Однако в XX веке археологические раскопки неопровержимо доказали истинность этих-саг.

Но вернемся к «Красному Солнышку» князю Владимиру. В начале своего княжения Владимир попытался реформировать пантеон славянских богов и сделать язычество государственной религией. Потерпев в этом неудачу, князь в 988 году принял христианство и, как утверждается, крестил Русь. На самом деле христианизация Руси затянулась, как минимум, на два века. Все же за почин в этом предприятии князя Владимира русская церковь причислила к лику святых.

Увы, моральный облик святого-братоубийцы был далек от идеала. Так, в «Повести временных лет» о нем четко сказано: «Любил жен и всякий блуд». Знаменитый историк С.М. Соловьев (1820-1879) писал: «Кроме пяти законных жен было у него 300 наложниц в Вышгороде, 300 в Белгороде, 200 в селе Берестове» .

Впрочем, в русских источниках упоминаются не пять, а восемь законных жен Владимира: скандинавка Ольва, полочанка Рогнеда, богемка Мальфреда, чешка Адиль, болгарка Милолика, гречанка Предлава, византийка Анна и даже неизвестная дочь германского императора, на которой он якобы женился после смерти Анны в 1011 году.

Еще более существенно разнится число сыновей любвеобильного князя. Никифоровская летопись, В.Н. Татищев и Н.М. Карамзин называют десять, С.М. Соловьев – одиннадцать, Новгородский и Киевский своды – двенадцать, а родословная Екатерины II – тринадцать сыновей (Борис, Вышеслав, Всеволод, Вячеслав, Глеб, Изяслав, Мстислав, Позвизд, Святополк, Святослав, Станислав, Судислав, Ярослав). А в Ипатьевской летописи упоминается еще и четырнадцатый – Олег.

В «Житии Бориса и Глеба» сказано: "Владимир имел 12 сыновей. Старший среди них – Вышеслав, после него – Изяслав, третий – Святополк, который и замыслил это злое убийство. Мать его, гречанка, прежде была монахиней, и брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее этого окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он. А от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки – Борис и Глеб.

Любопытно, что ни в одном источнике не сказано, какая болгарка была женой Владимира – дунайская или волжская (то есть из Булгарии). Фанна Гримберг предполагала, что болгарка была с Волги, и это ее звали Адиль (имя совсем не чешское, но восточное), а не Милолика. Тем более, что такое имя (Милолика) не зафиксировано ни в одном именнике реально существовавших славянских имен. Соответственно, имена Борис и Глеб – тоже восточные.

Возможно, читателя удивит подобное внимание автора к личной жизни святого Владимира, но увы, в личной жизни правителей не бывает мелочей. Поэтому попробуем запомнить такую мелочь, как происхождение Бориса и Глеба, позже она нам пригодится.

Где-то между 980 и 986 годом Владимир разделил земли между сыновьями. Вышеслава он направил в Новгород, Изяслава в Полоцк, Святополка в Туров (в летописи указан Пинск), Ярослава в Ростов. Надо заметить, что Владимир сделал сыновей не суверенными правителями удельных княжеств, а всего лишь своими наместниками.

Между 1001 и 1010 годами умерли своей смертью два старших сына Владимира – Вышеслав и Изяслав. В 1010 году Владимир произвел второе распределение городов. В: Новгород он направил Ярослава из Ростова; в Ростов, якобы, Бориса из Мурома, а на его место Глеба. Святослав уехал к древлянам, Всеволод во Владимир-Волынский, Мстислав в Тмутаракань (в Крым). Полоцк же был оставлен за сыном умершего Изяслава Брячиславом. А вот туровский князь Святополк попал в киевскую тюрьму вместе со своей женой и ее духовником Рейнбергом. Женат же Святополк был на дочери польского великого князя Болеслава I Храброго.

В немецкой хронике Титмара Мерзенбурского, умершего в 1018 году, говорится, что Болеслав, узнав о заточении дочери, спешно заключил союз с германским императором и, собрав польско-германское войско, двинулся на Русь. Болеслав взял Киев, освободил Святополка и его жену. При этом Титмар не говорит, на каких условиях был освобожден Святополк. По его версии, Святополк остался в Киеве и стал править вместе с отцом. Нам остается только гадать, был ли Святополк при Владимире советником, или наоборот, Святополк правил страной от имени отца.

Любопытно, что за исключением Титмара, никаких других сообщений о походе Болеслава на Киев в 1013 году нет ни в русских летописях, ни в западных хрониках. Более того, русские летописи вообще молчат о последних двадцати годах правления Владимира (с 90-х годов X века до 1014 года). Видимо, исходя из хроники Титмара, и с учетом других прямых и косвенных данных, можно утверждать, что с начала XI века власть князя Владимира сильно ослабла. Этим, видимо, воспользовались полоцкие бояре и без согласия Владимира поставили у себя князем Брячислава.

Не дремал и правивший в Новгороде Ярослав (978– 1054). Он женился на Ингигерд, дочери шведского конунга Олафа Шетконунга (в русских летописях ее звали Ириной) и стал набирать большую варяжскую дружину. Однако наем варягов, как мы уже знаем, стоил недешево. Единственный выход заключался в том, чтобы не платить налог Киеву, куда по давнему соглашению Ярослав должен был направлять две трети доходов, а это две тысячи гривен. Фактически подобное решение означало выход новгородских земель из Киевского государства. Так Ярослав (впоследствии прозванный Мудрым) стал первым сепаратистом в отечественной истории.

Новгород не заплатил налоги за 1014 год. После этого в Киеве началась подготовка к походу на Новгород. Но весной 1015 года Владимир разболелся и 15 июля умер. Естественным приемником Владимира являлся Святополк. С одной стороны, он был теперь самым старшим из его живых сыновей, то есть законным наследником престола, (как сказано выше, двое старших братьев умерли). С другой стороны, Святополк уже несколько лет был соправителем Владимира. Но тут произошли невероятные события.

Согласно «Сказанию о Борисе и Глебе», Борис возвращался из похода на печенегов, когда его застала весть о смерти отца. Поход был начат еще по приказу Владимира, но Борис якобы вообще не встретил печенегов и решил вернуться в Киев. Согласно преданию, Борис чтил старшего брата Святополка «как отца своего». Но вот войско Бориса останавливается на привал на реке Альте близ Киева. И тут Борису почему-то почудилось, что братец хочет убить: "чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать».

Затем Борис распустил войско по домам и начал молиться в ожидании убийц.

Тем временем «дьявол, исконный враг всего доброго в людях», надоумил-таки Святополка убить брата. Святополк вызвал к себе боярина Путшу и отдал приказ зарезать брата. Путша с несколькими дружинниками прибыл на Альту уже ночью. Убийцы тихо подкрались к шатру, где всю ночь молился Борис, ворвались туда и закололи князя.

Затем Святополк решил убить брата Глеба и вызвал его в Киев: «Приезжай поскорее сюда: отец тебя зовет, он очень болен». Глеб с малой дружиной немедленно отправился в путь. Вблизи Смоленска его нагнал посланец Ярослава из Новгорода: «Не ходи, – велел сказать ему Ярослав, – отец умер, а брата твоего Святополк убил». Но Глеб почему-то упорно жаждал смерти и тоже безропотно ждал убийц. Естественно, что в конце концов его зарезали.

За это двойное убийство отечественные историки назвали Святополка Окаянным. Однако убивать братьев потомкам Рюрика было не привыкать. Святослав убил родного брата Удеба, святой Владимир – Ярополка, так что Святополк лишь продолжил традиции отца и деда, которых почему-то никто не называл «окаянными».

Другой вопрос – мотивы убийства Бориса и Глеба. Как мы знаем, Владимир вел с Ярополком битву за Киев, фактически – за владение Русью, и убийством брата он прекратил войну. Владимир был узурпатором, Ярополк – законным наследником престола. Оставить его в живых означало постоянно иметь меч над своей головой.

Святополк оказался совсем в другой ситуации. Новгород и Полоцк фактически отделились от Киевского государства. Ярослав собирал вражеские дружины и готовился к походу на Киев. Братец Мстислав в Тмутаракани вел хитрую политику, в лучшем случае он мог остаться на позиции вооруженного нейтралитета. Лишь младшие братья Борис и Глеб неукоснительно подчинялись Святополку и «чтили его как отца». Я специально подчеркиваю, что Борис и Глеб были младшими братьями. Это значит, что им не светил киевский престол в случае гибели Святополка. По закону его должен был занять старший из братьев – Мстислав, Ярослав и т.д. Святополк же начал свое правление с убийства... двух верных союзников. В выигрыше оказались лишь сепаратисты Ярослав и Брячислав, которые из мятежников превратились в мстителей за убиенных братьев. Создается впечатление, что Святополк тронулся головой.

Да и братья Борис и Глеб вели себя как умалишенные или самоубийцы. С одной стороны, они не пытались ни сопротивляться, ни бежать в Новгород, Полоцк, Тмутаракань или «за бугор», с другой – не пытались объясниться с братом, рассказать ему, что тот окружен врагами и они – его единственные верные вассалы.

К сожалению, как дореволюционных, так и советских историков отличает неумение и нежелание разбираться в сложных и спорных ситуациях и тупая верность навешенным ярлыкам. Приклеили историческим персонажам этикетки «святой», «мудрый», и тысячу лет поют им осанну. Церковь же в 1072 году канонизировала братьев Бориса и Глеба, они стали первыми русскими святыми.

Культ Бориса и Глеба прижился. На Руси народ любит праздники: атеисты пьют на пасху, демократы – на 7 ноября и т.п. А для сильных мира сего новые святые стали прямо находкой. Это было мощное идеологическое оружие против любых конкурентов в борьбе за власть. Забавно, что события тысячелетней давности используются и сейчас в политических играх. Главы правительств возлагают цветы к памятнику Ярославу Мудрому в Киеве, а бывший секретарь обкома заложил в Москве храм Бориса и Глеба. Не удивлюсь, если вскоре «чудесным образом» найдутся останки Бориса и Глеба (они исчезли после взятия Вышгорода татарами в 1240 году). Императрица Елизавета Петровна, а позже Александр I делали безрезультатные попытки найти мощи Бориса и Глеба. Но нет крепостей, которых бы не взяли большевики, хотя бы и бывшие – они могут найти все, что угодно. Нашли же недавно останки московского князя Даниила Александровича, могила которого была утеряна еще в XIV веке, нашли «останки царской семьи»...

Все бы хорошо, но варяги, служившие у русских князей, имели дурную привычку рассказывать о своих походах скальдам – норманнским летописцам. В Норвежском государственном архиве среди других древних текстов сохранилась «Сага об Эймунде». Рукопись датируется 1150-1200 годами.

В 1833 году «Королевское общество северных антикваров» издало в Копенгагене малым тиражом (всего 70 экземпляров) «Сагу об Эймунде» на древнеисландском языке и в латинском переводе. Эймунд – праправнук норвежского короля Харальда Прекрасноволосого и командир отряда варягов, состоявших на службе у Ярослава Мудрого. Естественно, сага заинтересовала русских историков, и профессор Петербургского университета О.И. Сенковский перевел сагу на русский язык. Сага привела достопочтенного историка в ужас.

В ней незатейливо повествуется о походах норвежского конунга Эймунда. Он с дружиной был среди варягов, нанятых Ярославом для борьбы с отцом. Эймунд потребовал от Ярослава (в саге он фигурирует как Ярислейф) платить каждому конунгу по эйриру серебра , а кормчим на кораблях – еще по половине эйрира плюс бесплатное питание. Ярослав начал торговаться, заявил, что денег у него нет. Тогда Эймунд предложил платить бобрами и соболями. На том и порешили.

Итак, «Сага» расставляет все точки над "i". Борис вовсе не ломал комедию с роспуском войска и ожиданием убийц, а, как и положено, встал на сторону старшего брата. Мало того, Борис нанял отряды печенегов. Вполне возможно, что тут ему помогло его восточное происхождение (по матери).

Борис (в «Саге» – Бурислейф) вместе со своей русской дружиной и печенегами идет навстречу войску Ярослава. В ноябре 1016 года рати сошлись на берегу Днепра в районе города Любеча. Исход боя решили варяги. Дружина Эймунда врезалась в центр неприятельского войска, там, где был Борис-Бурислейф. Варяги расчленили войско Бориса, в рядах печенегов возникло смятение, откуда-то возник слух, что Борис убит. Печенеги бросились бежать. Так Ярослав одержал внушительную победу. Путь на Киев был открыт.

Любопытно, что и «Повесть временных лет», и «Сага об Эймунде» удивительно сходятся в деталях битвы у Любеча. Удивительно потому, что компиляция исключена, ведь автор «Повести» не знал о «Саге», и наоборот. Есть только небольшое расхождение в дате сражения и принципиальное – в имени противника Ярослава. В «Повести» это Святополк, а в «Саге» – Борис-Бурислейф. Святополк в саге вообще не упомянут. Это и понятно, сага посвящена не гражданской войне на Руси, а действиям отдельного варяжского отряда, который не участвовал в битвах со Святополком.

После битвы Под Любечем и взятия Киева Ярославом, Святополк бежит к своему тестю, польскому королю Болеславу, а Борис – к печенегам. Через короткое время, опираясь на союзные войска, братья с запада и с востока атакуют Ярослава. Как видим, все братцы стоят друг друга: один привел варягов, другой – поляков, третий – печенегов. Любопытно, что русские летописи представляют Святополка вездесущим – то он у поляков, то у печенегов. Что же, он летал птицей через войска Ярослава?

Что касается Глеба, то он по всей вероятности был на стороне Ярослава, но вскоре был убит своими подданными муромчанами. Из «Повести временных лет» известно, что еще при жизни Владимира Святого муромчане не пускали Глеба в город, а гражданская война совсем развязала им руки.

Летом 1017 года печенегам, ведомым Борисом, удалось ворваться в Киев, но они увлеклись грабежом, и варяги Эймунда выбили их из города. Следующим летом Борис-Бурислейф опять двинулся с печенегами к Киеву. В такой ситуации Эймунд обратился к Ярислейфу: «Никогда не будет конца раздорам, пока вы оба живы». Ярослав оказался действительно «мудрым» и хитро ответил: «Я никого не буду винить, если он (Борис) будет убит».

Тогда Эймунд, его родственник Рагнар и еще десять варягов переоделись в купеческое платье и двинулись навстречу войску печенегов. Эймунд нашел близ реки Альты на дороге удобную для лагеря полянку, В центре полянки был дуб. По приказу Эймунда варяги нагнули верхушку дуба и привязали к ней систему веревок – примитивную подъемную машину, замаскированную в ветвях. Как и предвидел Эймунд, печенеги остановились именно в этом месте. Под дубом был разбит большой княжеский шатер. В центре шатер поддерживал высокий шест, украшенный сверху золоченым шаром. Ночью шесть варягов остались стеречь лошадей, а остальные во главе с Эймундом направились к шатру. Печенеги устали в походе и изрядно выпили перед сном. Варяги беспрепятственно подошли к шатру, накинули на верхушку шеста петлю веревки, связанной с дубом, а затем перерубили веревку, удерживавшую согнутую верхушку. Дерево распрямилось, сорвало шатер и отбросило его в сторону. Эймунд бросился к спящему князю, убил его копьем и быстро обезглавил. Прежде чем печенеги опомнились, варяги уже бежали к лошадям.

По прибытии в Киев Эймунд принес конунгу Ярислейфу (князю Ярославу) голову Бурислейфа: «На! Вот тебе голова, государь! Можешь ли ты ее узнать? Прикажи же прилично похоронить брата». Князь Ярослав отвечал: «Опрометчивое дело вы сделали, и на нас тяжко лежащее. Но вы же должны озаботиться и его погребением». Эймунд решил вернуться за телом Бориса. Как он правильно рассчитал, печенеги ничего толком не поняли и были поражены смертью князя и исчезновением его головы. Ясно, что не обошлось без лукавого. Во всяком случае, они в панике бежали, оставив тело князя на поляне.

Однако со смертью Бориса война в Киевском государстве не стихла. Святополк Окаянный с польским королем Болеславом взяли Киев. Но вскоре зять поссорился с тестем и бежал за границу. Где-то между Польшей и Чехией Святополк таинственно погиб. Но и это не стало концом войне. Ярослав теперь уже воюет с другими братьями – Изяславом, правившим в Полоцке, и Мстиславом, правившим в Тмутаракани.

Почти сразу после убийства Бориса князь Ярослав перестал платить жалованье отряду Эймунда. То ли жадность обуяла князя, то ли он хотел, чтобы нежелательные свидетели отправились домой или куда-нибудь в Византию. Но варяги – не шахтеры, и не учителя, они не выходили с транспарантами: «Требуем выдать в ноябре зарплату за январь». Эймунд пошел к Ярославу и сказал: «Раз ты не хочешь нам платить, мы сделаем то, чего тебе менее всего хочется – уйдем к Вартилаву конунгу, брату твоему. А теперь будь здоров, господин». Варяги сели на ладьи и поплыли к Полоцку, где им щедро заплатил князь Брячислав (Вартилав).

Внук Владимира Святого, князь Брячислав Изяславович держал нейтралитет в войне Ярослава с братьями. Его больше всего устраивало взаимное истощение сторон. Сам же Брячислав зарился на стратегические волоки на пути «из варяг в греки» в районе Усвята и Витебска, а в перспективе метил и на Киевский престол.

Получив варяжскую дружину, Брячислав осмелел и в 1021 году взял Новгород. Тогда Ярослав собрал войско и двинулся на племянника. Согласно русским летописям, в битве на реке Судомире полоцкая рать была наголову разбита, а Брячислав бежал в Полоцк. Вскоре Ярослав и Брячислав заключили мир. По его условиям Витебск и Усвят отошли к Брячиславу, как будто бы он победил на Судомире.

В «Саге об Эймунде» эти события изложены совсем по-другому. Битвы на Судомире не было вообще. Дружины Ярослава и Брячислава неделю стояли друг против друга, не начиная сечи. И тут опять решающую роль сыграл «спецназ» Эймунда. Группа варягов во главе с Эймундом ночью похитила жену Ярослава Ингигерд и доставила ее Брячиславу. После этого Ярославу пришлось заключить с племянником унизительный мир. Какая прекрасная тема для беллетриста – ради любимой жены князь отдает два города. Но наша повесть строго документальная, и мы должны верить только фактам, а они заставляют предположить, что Ярослав предпочел бы видеть жену убитой, нежели взятой в заложники. Ингигерд не была русской княгиней-затворницей XIV-XV веков. Наоборот, она была воительницей и дала бы много очков вперед какой-нибудь Жанне д"Арк.

Когда Эймунд уезжал от Ярослава к Брячиславу, Ингигерд пыталась убить конунга, и лишь случайность спасла его. Согласно саге, захват Ингигерд произошел ночью на дороге, по которой она куда-то скакала в сопровождении всего одного дружинника. В схватке под Ингигерд была ранена лошадь. Мало того, в личном распоряжении Ингигерд с самого начала войны находился большой отряд варягов. В отличие от дружины Эймунда, эти варяги вообще не подчинялись Ярославу. Нетрудно догадаться, что в такой ситуации у Ярослава просто не было выбора.

В начале 20-х годов XI века Ярослав расщедрился и подарил Ингигерд город Ладогу с окрестностями. То ли от большой любви к жене, то ли его заставила сделать это варяжская дружина Ингигерд. Понятно, что второй вариант кажется более правдоподобным. От имени княгини Ладогой стал править ее родич, ярл Рёгнвальд. Де-факто и де-юре эта область отпала от Киевской Руси.

Рёгнвальд вскоре не только вышел из подчинения Ингигерд, но и сделал свою власть наследственной. После смерти Рёгнвальда Ладогой правил его первый сын Ульв, а затем второй сын Эйлив. Третьего же сына Рёгнвальда Стейнкиля в 1056 году вызвали из Ладоги в Швецию, где он был избран королем и стал основателем новой шведской династии. Лишь в конце XI века новгородцы сумели выгнать варягов из города Ладоги.

Заключив мир с племянником (Брячиславрм Полоцким), Ярослав Мудрый решил разобраться с еще одним своим братом – Мстиславом Тмутараканьским. До этого Мстислав не принимал участия в войнах Ярослава с братьями. То ли он не хотел ввязываться в их свары, то ли его отвлекали непрерывные войны с хазарами, касогами и другими кочевыми племенами.

Летописи представляют нам Мстислава сказочным богатырем и опытным полководцем. Во время войны с касогами их князь богатырь Редедя предложил Мстиславу: «Зачем губить дружину, схватимся мы сами бороться, одолеешь ты, возьмешь мое имение, жену, детей и землю мою, я одолею, – возьму все твое». Мстислав убил Редедю и наложил дань на касогов.

Начало войны с Мстиславом было неудачным для Ярослава. В 1023 году Мстислав осадил Киев, но не смог его взять, и обосновался в Чернигове. Ярослав традиционно бежал в Новгород, откуда отправил гонцов в Швецию за помощью. Вскоре из Швеции прибыли миротворцы – конунг Якул Слепой (Одноглазый) с дружиной.

Ярослав и Якул двинулись к Чернигову. Войска братьев сразились у города Листвена (в начале XX века Листвен был селом в 40 км от Чернигова). У Листвена Ярослав решил повторить тактический прием, принесший ему победу у Любеча семь лет назад. В середине войска он поставил свою ударную силу – дружину Якула, а по краям – славянских дружинников. Но перед ним был не неопытный Борис, а хитрый Мстислав, который наоборот свою отборную дружину расположил на флангах, а в центр поставил недавно покоренных северян. Еще до рассвета рать Мстислава атаковала противника. Грозные варяги контратаковали северян и врубились клином в их ряды. Большая часть северян погибла, но остальные упорно сопротивлялись и убили немало варягов.

В это время конница Мстислава легко разбила на флангах ярославовы дружины, а затем с тыла и флангов обрушилась на варягов. Не берусь судить, слышал ли Мстислав о Ганнибале, но Листвен оказался ничем, не хуже Канн. Тут полегла и дружина Ярослава, и почти все варяги. Как сказано в летописи, днем Мстислав объехал поле битвы и сказал: «Как не порадоваться? Вот лежит северянин, вот варяг, а дружина моя цела».

Ярослав и Якул бежали с поля боя. При этом Якул, чтобы не быть узнанным, сбросил свое золотое облачение – «луду». Ярослав добежал до Новгорода, а Якул перевел дух аж в Швеции. После Листвена Мстислав мог легко овладеть и Киевом, и Новгородом, но он поступил благородно, почти как в рыцарских романах. Мстислав отправил грамоту Ярославу: «Садись в своем Киеве, ты старший брат, а мне будет та сторона», то есть левый (восточный) берег Днепра. Но Ярослав не решился идти в Киев и держал там своих посадников, а сам жил в Новгороде. Только в 1025 году, собрав большое войско, Ярослав пришел в Киев и заключил мир с Мстиславом у Городца. Братья разделили Русскую землю по Днепру, как хотел Мстислав. Он взял себе восточную сторону с престолом в Чернигове, а Ярослав – западную сторону с Киевом. «И начали жить мирно, в братолюбстве, перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в Земле»,

– говорит летописец.

Между 1020 и 1023 годом новгородцы за свою поддержку вытребовали у Ярослава особую грамоту (по другим источникам – «Правду», говоря современным языком, конституцию). Текст ярославовой грамоту до нас не дошел, ее уничтожили московские князья. Но из постоянных ссылок на нее в позднейших документах явствует, что грамота содержала налоговые льготы Новгороду, расширение прав народного собрания (вече) по сравнению с другими русскими городами, а также существенные ограничения власти киевского князя и его наместников в Новгороде.

Таким образом, не Святополк Окаянный, а Ярослав Мудрый развязал гражданскую войну на Руси. В ходе десятилетней войны Ярослав не только не объединил Киевскую Русь, как доныне пишут в школьных учебниках истории, а наоборот, страна была расчленена. Полоцкое княжество уже навсегда отделилось от Киевской Руси. Ладожское княжество было отдано Ярославом варягам, а остальные земли поделили между собой Мстислав и Ярослав. Между тем Ярославу присвоено «почетное звание» Мудрый, заодно его причислили к лику святых, как и князя Владимира.

В 1036 году Ярославу неожиданно крупно повезло – на охоте погиб богатырь Мстислав. У Мстислава был единственный сын Евстафий, но тот умер в 1032 году. В связи с этим земли Мстислава мирно отошли к Ярославу. Ярослав правил долго и умер в 1054 году. Он много воевал, много строил, нажил много детей. Из всего его долгого правления мы рассмотрели лишь аспекты, связанные с взаимоотношениями с северными соседями.

В правление Ярослава с норманнами (шведами, норвежцами и датчанами) в целом были хорошие отношения. В 1029 году в Киев к Ярославу бежал норвежский король Олаф Святой, изгнанный из страны взбунтовавшимися подданными. Возвращаясь на родину в 1030 году, Олаф оставил на попечение Ярослава и Ингигерд своего маленького сына Магнуса. Князь и княгиня окружили его заботой. Когда в 1032 году норвежские вожди явились в Киев просить Магнуса стать их королем, Ярослав и Ингигерд отпустили его, но взяли с норвежцев клятву быть верными Магнусу. Так Магнус стал норвежским королем.

В 1031 году на Русь прибыл сводный брат Олафа Святого, знаменитый Гаральд Гардрад. Ярослав назначил Гаральда вторым воеводой в русском войске, сражавшемся с поляками. Если верить «Саге о Гаральде», он имел много битв и Ярислейф (Ярослав) относился к нему очень хорошо. Но, в конце концов, Гаральду надоело в Киеве, и он с большим отрядом варягов двинулся в Византию за золотом и приключениями. Гаральд поступил на службу к византийской императрице Зое, участвовал во многих битвах в Африке, Сицилии, Греции и Малой Азии. Любопытно, что золото и другую ценную добычу Гаральд отсылал Ярославу в Киев на хранение. В конце концов, Гаральд не поладил с византийскими властями, ослепил какого-то важного сановника, украл Марию – внучку византийского императора, и на двух галерах попытался бежать из Константинополя.

Пролив Золотой Рог был перегорожен греками цепью, но Гаральд нашел остроумный способ преодолеть это препятствие. Когда галеры наткнулись на цепь, Гаральд приказал всем дружинникам, не сидевшим на веслах, перейти на корму и перетащить туда все грузы. Таким образом галера наехала на цепь. Затем Гаральд приказал дружинникам с грузами перейти на нос. Галера перевалилась через цепь, однако вторая галера разломилась. Когда галера Гаральда вышла в Черное море, он велел высадить на берег императорскую внучку и отправить ее в Константинополь. Гаральд был галантным рыцарем – погуляли ночку и домой, не то, что наш Степан Разин – зарезал родителей персидской княжны, изнасиловал ее, а когда надоела – утопил в реке.

Видимо, опасаясь погони византийских кораблей, Гаральд пошел не в Днепро-Бугский лиман, а в Азовское море и таким путем добрался до Киева. Там он взял, как говориться в саге, «множество золота своего, которое он раньше посылал из Византии». Видимо, часть золота он отсыпал скупому Ярославу, а тот выдал за Гаральда свою дочь Елизавету, которую варяги назвали Эллисив. Вместе с молодой женой Гаральд двинулся по пути «из греков в варяги» в Норвегию, где вскоре стал королем.

Ярослав, с одной стороны, поддерживал хорошие отношения со скандинавскими конунгами, а, с другой стороны, начал вести колонизацию земель на северо-западе, севере и северо-востоке Руси. Сразу заметим, что эта колонизация шла как сверху (от князя и его наместников), так и снизу (купцы, отдельные дружинники и простые смерды действовали, так сказать, в инициативном порядке). Причем разделить эти два типа колонизации в ряде случае не представляется возможным.

В 1032 году воевода Улеб с дружиной ходил из Новгорода на Железные Ворота , то есть в землю чуди заволоцкой, на Северную Двину. Историки С. Соловьев и В. Мавродин считают этот поход неудачным, поскольку в летописи сказано, что из него вернулось мало людей, но ведь можно предположить, что Улеб оставил на Двине свои гарнизоны.

В 1042 году Владимир Ярославович, которого отец отправил наместником в Новгород, ходил походом на племя ямь в район Северной Двины, победил его, но на обратном пути потерял много коней от мора.

Еще ранее, в 1030 году, сам Ярослав Мудрый возглавил поход в Эстляндию. Там Ярослав основал город Юрьев. Город получил название в честь Ярослава, который помимо славянского имел и христианское имя Георгий, то есть Юрий (Гюрга). В 1224 году датчане переименовали город в Дерпт, в 1893 году император Александр III вернул городу историческое имя Юрьев, но в 1919 году эстонские националисты переименовали его в Тарту. К концу правления Ярослава большая часть Эстляндии входила в состав Киевского государства.

20 февраля 1054 года умер Ярослав Мудрый. Два его сына – Илья и Владимир – скончались при жизни отца, еще пять сыновей – Изяслав, Святослав, Всеволод, Игорь, Вячеслав – были уже в солидном возрасте. Наследовал отцу старший сын Изяслав. Ему же принадлежали Турово-Пинская земля и Новгород. Святослав, сидевший перед тем на Волыни, получил Чернигов, земли радимичей и вятичей, то есть всю Северную землю, Ростов, Суздаль, Белоозеро, верховья Волги и Тмутаракань. Всеволод получил Переяславль, Игорь – Волынь, а Вячеслав – Смоленск. Внук Ярослава, Ростислав Владимирович, сидел в «Червенских градах», в Галицкой земле. Теперь почти вся Русь принадлежала детям и многочисленным внукам Ярослава. Все остальные дети и внуки князя Владимира Святого умерли или были убиты.

Исключение составлял Судислав Владимирович, который долгие десятилетия провел в темнице, заключенный туда братом Ярославом. Изяслав перевел дядю из тюрьмы в монастырь, где тот и помер в 1063 году. Да еще в Полоцке сидел правнук Владимира князь Всеслав Брячиславович, по прозвищу Чародей. В Полоцком княжестве власть стала наследственной – в 1044 году умер Брячислав и ему наследовал единственный сын Всеслав.

Ярославовы внуки начали усобицы еще в 1063-1064 годах. Но тут в их дела вмешался Полоцкий Чародей, который в 1066 году захватил Новгород. Тогда дети и внуки Ярослава объединилась и пошли ратью на обидчика. Им удалось взять штурмом город Менск (Минск), население которого было полностью перебито. Но в марте 1067 года кровопролитная битва на реке Нимиге закончилась вничью. Как сказано в «Слове о полку Игореве»: «У Немиги кровавые берега не добром были посеяны – посеяны костьми русских сынов.»

В июле 1067 года Изяслав, Святослав и Всеволод послали звать Всеслава к себе на переговоры, поцеловавши крест, что не сделают ему зла. Всеслав почему-то поверил им, и не один, а с двумя сыновьями, без надлежащей охраны переплыл на челне Днепр. В ходе переговоров Изяслав приказал схватить Чародея с сыновьями. Их отправили в Киев и посадили в подземную тюрьму. Так сказать, спецоперация в лучших традициях Мудрого Ярослава.

Однако полоцких князей спасло появления половецкой орды. Навстречу им вышли три брата Ярославича. В сражении на реке Альте русские потерпели полное поражение.

Поражение переполнило чашу терпения киевлян, которым давно приелось правление Мудрого Ярослава и его деток. На киевском торгу собралось вече, которое потребовало от князя Изяслава Ярославовича раздать народу оружие для борьбы с половцами. Князь отказался. Тогда горожане осадили княжеский двор. Братьям Изяславу и Всеволоду Ярославичам ничего не оставалось, как бежать из Киева. Причем Изяслав боялся оставаться в пределах Руси и бежал в Польшу.

Киевляне освободили из тюрьмы полоцкого князя Всеслава Чародея и выбрали его князем киевским. Но усидеть на киевском престоле Всеславу удалось лишь 7 месяцев. Весной 1069 года к Киеву двинулось большое польское войско во главе с королем Болеславом П. Вел полчище Изяслав Ярославович. Всеслав двинулся навстречу полякам, но у Белгорода, узнав о большом численном превосходстве врага, ушел со своей дружиной в Полоцк.

Киеву пришлось капитулировать перед поляками. В город вошел карательный отряд во главе с Мстиславом – сыном Изяслава Ярославовича. 70 горожан казнили, несколько сотен – ослепили. Изяслав вновь оказался на киевском престоле. Однако после этого очередная гражданская война на Руси не только не затихла, но разгорелась с новой силой.

Изяслав с дружиной и поляками двинулся к Полоцку и захватил его. Всеслав Чародей, как всегда, сумел скрыться. Изяслав посадил наместником в Полоцке своего сына Мстислава, а после его смерти другого сына – Святополка. Однако Полоцк оставался под властью Киева всего четыре года. В 1074 году Всеслав Чародей навсегда вернул себе Полоцкое княжество, а Святополк позорно бежал. Тем временем Святослав и Всеволод Ярославичи начали войну за киевский престол со старшим братом Изяславом Ярославичем.

Так что Изяслав Ярославич, вернувшись в Киев, сидел на киевском престоле, как на горячих углях. В довершение всего в 1071 году в Киеве объявились волхвы, открыто проповедовавшие о грядущих вселенских катаклизмах. В такой ситуации экстренно требуется крутой пропагандистский трюк.

И вот в 1072 году Изяслав организовал торжественное действо – перенесение останков князей Бориса и Глеба в специально построенный каменный храм в Вышгороде близ Киева. Естественно, что около могил стали твориться чудесные знамения и исцеления больных. Бориса и Глеба объявили святыми, а Святополка предали анафеме.

Любопытно, что в 1050 году, то есть еще при жизни Ярослава Мудрого, его внук, сын Изяслава, был назван Святополком. То есть в 1050 году об истории Бориса и Глеба никто не помнил или не хотел вспоминать. Как мы помним, варяги убили Бориса тайно, после чего все они либо погибли, либо убыли на родину. За 50 лет в Киеве власть менялась насильственным путем раз двадцать, и у стариков в головах неизбежно перепутались многие события. Тем не менее, даже по летописи видно, что канонизация прошла не совсем гладко. Так, при перезахоронении братьев глава русской церкви митрополит Георгий «бе бо нетверу верою к нима», то есть очень сильно сомневался, но «потом пал ниц». Первым захоронили Бориса, а вот с Глебом вышла заминка. В летописи сказано: «уже в дверях остановился гроб и не проходил. И повелели народу взывать: „Господи, помилуй“, и прошел гроб». Интересно, зачем летописцу в краткое описание захоронения включать эту деталь? Может, он хотел эзоповым языком сказать, что у Глеба были серьезные основания не лежать рядом с Борисом?

До перевода «Саги об Эймунде» на русский язык на нестыковки в летописи никто не обращал внимания. А вот потом наших историков начало буквально трясти. Закончив перевод «Саги» профессор О.И. Сенковский понял, что ее публикация может кончиться длительным путешествием на Соловки. Тогда он нашел неостроумный, но единственно возможный выход из положения – объявил Бурислейфа Святополком. Царское правительство этот подлог устраивал. А при советской власти шла борьба с норманистской теорией, и все, что связано с варягами, предавалось забвению.

Лишь с началом перестройки полемика об убийцах Бориса и Глеба вновь обострилась. В 1990 году в Минске была выпущена книга Г.М. Филиста: «История „преступлений“ Святополка Окаянного», содержащая анализ «Саги об Эймунде», других русских и зарубежных источников, доказывающих, что Бориса убил Ярослав. В 1994 году в Москве вышла книга Т.Н. Джаксон «Исландские королевские саги в Восточной Европе». Эта дама, «не углубляясь в полемику», поддерживает версию Сенковского, мол, имя Бурислейф в «Саге» надо читать как Святополк, а не как Борис. Понятно, что с этой дамой вести полемику явно не следует, можно лишь задать ей один риторический вопрос: зачем надо было писать 250-страничную книгу и посвящать в ней самому интересному и единственному политически злободневному вопросу всего два абзаца – менее половины страницы?

Официальные же историки заняли в споре нейтральную позицию. С одной стороны, аргументы сторонников «Саги» более чем убедительны, и оспаривать их при отсутствии официальной цензуры – можно подвергнуться всеобщему осмеянию. Но и назвать Ярослава убийцей страшно – придется переписывать все учебники и вступать в конфликт с церковью. Поэтому до сих пор школьники зубрят по учебникам: Ярослав – Мудрый, Святополк– Окаянный. Увы, историческим штампам не страшны ни революции, ни смены экономических формаций. Еще ранее, в 1986 году, А.С. Хорошев в книге «Политическая история русской канонизации (XI-XVI вв.)» на стр. 23 подробно изложил версию «Сказания о Борисе и Глебе» и «Саги об Эймунде» и... блестяще уклонился от изложения собственного мнения по данному вопросу. Помните анекдот советского времени: «А вы имеете собственное мнение? – Мнение то у меня имеется, но я с ним в корне не согласен».

Канонизация Бориса и Глеба не помогла Изяславу Ярославовичу, через несколько месяцев ему с сыновьями пришлось вновь бежать в Польшу. На киевский престол сел его брат Святослав Ярославич. Но усобицы по-прежнему продолжались. В 1097 году в город Любеч на Днепре съехались внуки и правнуки Ярослава Мудрого «на устроение мира». После долгих споров князья пришли к соломонову решению: «Пусть каждое племя держит отчину свою». То есть официально было заявлено о распаде единого государства. Произошла констатация сложившегося порядка вещей. Заметим, что Всеслав Чародей не поехал на Любечский съезд – Полоцк и так принадлежал его династии.

В Любече, «уладившись», князья целовали крест: «Если теперь кто-нибудь из нас поднимется на другого, то мы все встанем на зачинщика и крест честной будет на него же». После этого князья поцеловались друг с другом и разъехались по домам. Но, увы, ничего не изменилось, вновь начались междоусобные войны. Зато историки получили точку отсчета – Любечский съезд – для нового параграфа в учебнике «Феодальная раздробленность Руси».

После 1066 года (завоевание норманнами Англии) походы норманнов в страны Западной Европы почти прекратились. В X-XI веках в Дании, Швеции и Норвегии возникли раннефеодальные государства. В конце X – начале XI века христианство стало там государственной религией. Эти процессы сопровождались многочисленными феодальными войнами, и норманнам просто некогда было нападать на своих юго-восточных соседей.

На Руси в XI-XII веках неуклонно росло экономическое и политическое значение Господина Великого Новгорода. Новгородцы постепенно сделали должность князя выборной. Разумеется, выбор происходит не среди граждан Новгорода, а среди чрезвычайно размножившихся князей Рюриковичей, точнее, потомков Ярослава Мудрого. Права князя постоянно ограничивались, и к XII веку князь стал всего лишь предводителем наемных войск, защищавших город, и он не имел права вмешиваться в дела Новгорода и подвластных ему земель.

Новгородцы в XI-XII веках интенсивно колонизировали западные, северные и восточные земли. В Эстляндии русские основали город Колывань (с 1219 года – Ревель, с 1917 года – Таллинн). Первое упоминание о Колывани в русских летописях относится к 1154 году.

В XI-XII веках новгородцы заселили не только берега рек Волхов и Луга, но и берега Невы вплоть до ее устья. По новгородским «старым книгам» селения, возникшие на правом берегу Большой Невы, принадлежали к Спасско-Городенскому погосту Ореховского уезда, а селения левого берега – к Николо-Ижорскому погосту Новгородского уезда. На реке Охте находились пять деревень Тимофея Евтихиевича Грузбва с 32 дворами и до десяти селений других владельцев, в каждом не более двух дворов. Фомин остров (нынешняя Петербургская сторона) имел 30 дворов и причислялся к волости Лахта, которую держали наместники города Орешка.

Местность по левому берегу Невы напротив Фомина острова (нынешняя Адмиралтейская часть) имела три деревни с восемью дворами. Васильев остров (нынешний Васильевский) по «старым книгам» показан в совместном владении двух посадников, Александра Самсонова и Елевферия Ивановича Вязгунова, по 12 дворов у каждого, частью пашенных, частью рыболовных. Еще гуще, чем Невская дельта, были заселены места по рекам Ижора и Славянка, деревень, правда, малолюдных, здесь было множество.

Шведы совершали эпизодические набеги на невские берега. Так, по данным летописи, в 1142 году к устью Невы подошел какой-то шведский князь с 60-ю шнеками (гребными судами). Но это были не завоеватели, а обыкновенные разбойники. Они атаковали три купеческих, предположительно немецких, корабля, шедших из Новгорода. Купцы отбились, убив 150 шведов, после чего уцелевшие шнеки отправились восвояси.

Упорное сопротивление новгородской колонизации оказывали финские племена (емь, сумь и другие). Так, в том же 1142 году из Финляндии пришло войско еми и «воевало область Новгородскую». Согласно летописи, новгородцы, перебили их всех до единого. Затем емь искали ладожане и убили 400 человек. В 1143 году на емь совершили поход карелы .

В 1149 году емь совершила набег на новгородскую волость Водная Пятина. Новгородцы послали против еми отряд из 500 человек. Все финны, участвовавшие в набеге, были перебиты либо взяты в плен.

Как видим, новгородцы легко справлялись с финнами. Поэтому не удивительно, что в начале XII века большая часть племен, проживавших на территории современной Финляндии и Карелии, платила дань Великому Новгороду.

После смерти в 1066 году короля Стенкиля в Швеции начались войны феодалов за власть, обостренные борьбой между христианами и язычниками. Относительная стабильность в Швеции наступила примерно к 1160 году с вступлением на королевский трон Карла Сверкерсона. Лишь после этого шведы смогли начать наступательные действия против русских.

В 1164 году шведская флотилия через Неву прошла в Ладожское озеро. Шведское войско осадило город Ладогу. Ладожане сожгли свой посад, а сами с посадником Нежатою заперлись в каменном кремле и послали за помощью в Новгород. Шведы попытались взять кремль приступом, но были отражены с большими потерями. Тогда они отошли к устью реки Вороной и устроили там укрепленный лагерь. Через пять дней к лагерю шведов подошли воины новгородского князя Святослава Ростиславовича и посадника Захария. Атака русского войска оказалась для шведов неожиданностью. Большинство шведов было убито или взято в плен. Из 55 шнек сумели уйти лишь 12.

В 1188 году в Центральную и Северную Финляндию ходили новгородские молодцы под началом воеводы Вышаты Васильевича и «пришли домой поздорову, добывши полона». В 1191 году ходили новгородцы вместе с карелами на емь, «землю их повоевали и пожгли, скот перебили». В 1227 году князь Ярослав Всеволодович пошел с новгородцами на емь в Центральную Финляндию, «землю всю повоевали, полона привели без числа».

В следующем 1228 году емь решила отомстить, пришла на судах Ладожским озером и начала опустошать новгородские владения. Новгородцы, узнав о набеге, сели на суда и поплыли Волховом к Ладоге, но ладожане со своим посадником Владиславом не стали дожидаться помощи из Новгорода, сами погнались на лодках за емью, настигли их и вступили в бой, который закончился только к ночи. Ночью гонцы от еми пришли просить мира, но ладожане не согласились. Тогда финны, перебив пленников и бросив лодки, бежали в лес, где большую часть их истребили карелы.

Сильнейший удар шведам русские нанесли в ходе таинственного похода на шведскую столицу Сиггуну в 1187 году. Флотилия кораблей с новгородскими, ижорскими и карельскими воинами скрытно прошла по шведским шхерам к Сиггуне. Столица шведов была взята штурмом и сожжена. В ходе боя был убит архиепископ Ион. Надо сказать, что как русские, так и карелы имели основания разделаться с этим духовным лицом, которое «9 лет воевало с русскими, ижорой и карелами ради господа и святой веры».

Русско-карельская рать благополучно вернулась домой. Шведы не стали восстанавливать разрушенную Сиггуну, а начали строить новую столицу Стокгольм. Стокгольм основали вдова архиепископа Иона и ярл Биргер из рода Фолькунгов. (Читатель не должен путать этого Биргера с однофамильцем, противником Александра Невского, этот Биргер умер в 1202 году.)

Почему же поход 1187 года назван таинственным? Дело в том, что о нем нет никаких упоминаний в русских летописях, а все сказанное взято из шведской «Хроники Эрика». При этом надо отметить, что и шведские, и отечественные историки считают «Хронику Эрика» вполне достоверной. А в России сохранилось вещественное доказательство похода – врата, украшенные бронзовыми барельефами. Эти врата новгородцы вывезли из Сиггуны и приделали к входу в новгородский храм святой Софии. Они и поныне там, копия их находится в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве.

Итак, русские разрушили до основания вражескую столицу и увезли много ценностей. Почему же об этом молчат наши летописи? Да потому, что летописцы фиксировали буквально каждый шаг князей, тогда как походы удалой новгородской вольницы предпочитали не замечать. Так было и потом. Много ли наши летописцы писали о победах ушкуйников над ордынцами?

Обратим внимание на то обстоятельство, что «молодцы новгородские» оказались не только смелыми воинами, но и опытными мореходами, хорошо знающими шведские шхеры . Явно, поход 1187 года был не первым дебютом новгородской вольницы. Обратим внимание и на поддержку, оказанную новгородцам карелами, ижорой и другими угро-финскими племенами в борьбе с емью (тавастами) и шведами. Карелы ходили с новгородцами на емь не только в 1191 году, когда об этом говорит летопись, аналогичный поход известен еще под 1143 годом, а в 1228 году они же вместе с ижорой приняли деятельное участие в отражении набега на Ладожское озеро.

Русская колонизация угро-финских народов принципиально отличалась от немецкой и шведской колонизации. Ее можно назвать мягкой, в отличие от жесткой западной. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что жесткая колонизация сводилась к постройке на территории покоренных племен крепостей (замков), где жили рыцари и их свита. Окрестное население становилось крепостными этих рыцарей и принудительно христианизировалось. Туземцев, которые позже отходили от католичества, вешали, жгли на кострах и т.д.

Мягкая колонизация проводилась совсем иначе. Естественно, что без вооруженных столкновений русских с угро-финскими племенами дело не обходилось. Но в целом колонизация происходила мирно. Русские не подавляли туземные племена, а, как сейчас модно говорить, занимали пустующую экологическую нишу. Слабое заселение северных земель позволяло русским внедряться почти безболезненно. Русские не превращали туземцев в своих крепостных или рабов, а накладываемая на них дань была невелика. Обратим внимание, что новгородцы в XI-XIII веках принципиально не строили крепостей и замков в районе реки Невы, в Карелии и Южной Финляндии. И, наконец, русская православная церковь вела миссионерскую деятельность сравнительно вяло и только мирными средствами. По другому и быть не могло – в Новгородских землях царила большая веротерпимость, значительная часть самих новгородцев в XI-XIII веках оставалась язычниками или поклонялась как Христу, так и Перуну.

Вот и подходит к концу мои три дня в одиночестве.Я очень была рада пообщаться с вами!Сегодня снова возвращаюсь на дачу,где меня ждёт мой любимый малыш:))А с малышами целый день кутерьма.И особенно не расслабишься.Потому пишу мало и на чтение времени не остаётся.Сегодня почитала у Rаudi о слове варяг.Делюсь,кому интересно.

Изображение отряда варяжской стражи из мадридской рукописи хроники Иоанна Скилицы / Иллюстрация датирована XIII в., из экземпляра Арабской Хроники Иоанна Скилицы (Arabs Chronikon of Ioannis Skylitzes) в национальной библиотеке в Мадриде. Видны детали доспехов. Что интересно, черепица крыш зданий и чешуя доспехов нарисованы очень похожим орнаментом.

Вопрос о происхождении термина «варанг/варяг» основательно запутан. К числу наиболее распространенных относятся два заблуждения: что этот термин возник в древней Руси и что он обозначал преимущественно скандинавов. Между тем, то и другое неверно. На Руси слово «варяг» вошло в повседневный обиход не раньше второй половины XI в., то есть позднее, чем в Византии и даже на арабском Востоке. Более того, анализ источников показывает, что первое в средневековой литературе упоминание народа «варанков» и «моря Варанк» («Варяжского моря») принадлежит арабоязычному автору — среднеазиатскому ученому аль-Бируни («Канон об астрономии и звездах», 1030 г.), который почерпнул свои сведения из Византии.

В свою очередь, скандинавские саги недвусмысленно отрицают тождество «варягов» и викингов. Древнерусский термин «варяг» был известен в Скандинавии в форме «вэринг» (vaering). Но слово это пришло в скандинавские языки извне. И более того, вэринги в сагах в большинстве случаев отличаются от норманнов-викингов.
На Руси термин «варанг/варяг», прежде чем приобрести расширительное значение «выходец из заморья», прилагался преимущественно к жителям славянского Поморья. Так, во вводной части «Повести временных лет» варяги «приседят» к морю Варяжскому, в соседстве с ляхами, пруссами и чудью — населением южного берега Балтики. В Никоновской летописи «варяжская русь» Рюрика приходит «из немец». В договоре 1189 г. Новгорода с Готским берегом этими же «немцами» предстают варяги — жители ганзейских городов Балтийского Поморья, то есть бывших славянских земель, колонизованных в XI-XII вв. германскими феодалами. Наконец, Ипатьевская летопись (Ермолаевский список) прямо сообщает в статье под 1305 г., что «Поморие Варязское» находится за «Кгданьском» (польским Гданьском, немецким Данцигом), то есть опять же в бывшем славянском Поморье.
Арабские писатели в своих известиях о народе «варанков» практически слово в слово повторяют русских летописцев. По их представлениям, народ «варанков» жил на южном побережье Балтийского моря, в его славянском регионе. Наконец, византийский хронист Никифор Вриенний во второй четверти XII в. записал, что варанги-«щитоносцы» происходили «из варварской страны вблизи Океана и отличались издревле верностью византийским императорам». Оборот «вблизи Океана» подразумевает именно южный, а не скандинавский берег Балтики.
Однако, несмотря на то, что термин «варанг/варяг» наделялся определенным этническим содержанием, славянского племени с таким названием никогда не существовало. Между тем слово «варяг» бытовало, прежде всего, в славянской среде Балтийского Поморья и, более того, обладало неким символическим смыслом. В одном месте у Саксона Грамматика можно прочитать о славянском князе Варизине (Warisin, то есть Варязин, Варяг), побежденном датским конунгом Омундом в Ютландии вместе с шестью другими славянскими князьями. Употребление слова «варяг» как имени собственного убедительно свидетельствует о его священном значении у славян.
Прояснить это значение помогает одна филологическая находка графа И. Потоцкого, который в 1795 г. опубликовал в Гамбурге словарь еще сохранявшегося в XVIII в. древанского наречия (древане — славянское племя, на чьей земле возник Гамбург). В нем среди уцелевших древанских слов оказалось слово «варанг» (warang) — «меч» (Гедеонов С.А. Отрывки из исследований о варяжском вопросе. 1862-64. Т. II. С. 159-160; он же. Варяги и Русь. СПб., 1876. С. 167-169).
Слову «варанг» суждены были долгие приключения. Византийцы, по-видимому, познакомились с ним достаточно рано, услыхав его из уст поморских славян, поступавших вместе с русами на византийскую службу, или от самих русов. Впрочем, в Константинополе оно не было в ходу, по крайней мере, до конца Х в. («варанги» еще отсутствуют в списке императорских наемников у Константина Багрянородного). Но звучное иностранное слово не осталось незамеченным. На рубеже X-XI вв. константинопольское простонародье сделало его нарицательным, что явствует из слов византийского писателя Иоанна Скилицы о том, что варанги «назывались так на простонародном языке». В пользу этой датировки говорит и употребление слова «варанк» в «Каноне об астрономии и звездах» аль-Бируни.
Отсюда следует, что термин «варанг» для обозначения отряда наемников возник в Византии, а не на Руси и не в Скандинавии. Из сообщений средневековых авторов известно, что славяне и русы почитали меч в качестве священного предмета; в частности, на нем приносились клятвы. Поэтому известие Потоцкого дает право считать, что под варангами греки подразумевали меченосцев, давших клятву верности на мече, иначе говоря, славянских дружинников-телохранителей (отсюда славянское слово «варить» — оберегать, защищать). Чиновники императорской канцелярии лишь узаконили это словечко из местного «арго» в качестве официального термина государственных документов — хрисовулов, а византийские писатели XII столетия ввели его в «высокую» литературу. Между тем в греческом языке оно ничего не означает и, следовательно, является заимствованием. Буквальное его совпадение с древанским «варанг» доказывает, что на рубеже Х - XI вв. наемные славяне-венды в Византии стали называться по роду их оружия «меченосцами» — «варангами». Подтверждением тому служат и сведения средневековых арабских писателей, почерпнутые большей частью от византийцев, о «народе варанк» на южном берегу Балтики.
Хрисовулы — указы византийских императоров. Варанги упоминаются в хрисовулах 60-80-х гг. XI в., которые освобождали дома, поместья, монастыри, по просьбе их владельцев и настоятелей, от постоя наемных отрядов. Последние перечислены в следующем порядке: хрисовул 1060 г. указывает «варангов, рос, саракинов, франков»; хрисовул 1075 г. — «рос, варангов, кульпингов [древнерусских колбягов], франков, булгар или саракинов»; хрисовул 1088 г. — «рос, варангов, кульпингов, инглингов, франков, немицев, булгар, саракин, алан, обезов, «бессмертных» (отряд византийской гвардии, чей численный состав всегда оставался неизменным — выбывшие из него воины немедленно заменялись другими — С.Ц.) и всех остальных, греков и чужеплеменников». Примечательно, что, варанги постоянно соседствуют с росами, как выходцы из одного региона.
Здесь также уместно заметить, что характерным оружием викингов и вообще народов Северной Европы был не меч, а секира. Наемников-норманнов византийские писатели называют «секироносцами»; они же именуют кельтов с Британских островов — «секироносными бриттами». В отличие от варангов - «меченосцев».
Видимо, потребность в новом термине появилась у греков в связи с необходимостью различать старых «росов-франков» из славянского Поморья от новых — многочисленного корпуса киевских русов, направленных в 988 г. князем Владимиром на помощь императору Василию II. В дальнейшем слово «варанг» в Византии получило значение «верный», «принесший клятву верности» — от обычая поморских славян клясться на мече. В этом значении оно и вошло в византийские хроники. Со второй половины XI в., когда приток поморских славян в Константинополь резко сократился, имя варангов было перенесено на жителей Британских островов, преимущественно кельтов-бриттов. По словам Скилицы, «варанги, по происхождению кельты, служащие по найму у греков».
В свое время В.Г. Васильевский убедительно показал, что норманнское завоевание Англии в 1066 г. должно было вызвать значительную англосаксонскую эмиграцию. Но островные бритты испытывали еще большие притеснения, так как наряду с национальным угнетением их коснулись еще и религиозные гонения. В 1074 г. папа Григорий VII предал анафеме женатых священников. Это был выпад не столько против греческой церкви, сколько против церкви бритто-ирландской, которая жила по особому уставу, позволявшему, в частности, монахам жить с семьями и передавать кафедры по наследству от отца к сыну. Спустя еще десятилетие, в 1085 г., Григорий VII фактически ликвидировал самостоятельность бритто-ирландской церкви. Поэтому массовая эмиграция в первую очередь коснулась не англосаксов, а бриттов и других кельтов, продолжавших придерживаться своих верований (Васильевский В.Г. Варяго-русская и варяго-английская дружина в Константинополе XI и XII веков. Труды. СПб., 1908. Т. 1).
Бритты, естественно, вливались в славянский корпус варангов на протяжении многих лет и далеко не сразу получили в нем численное преимущество. Важную роль в «оваряживании» бриттов сыграла их конфессиональная принадлежность. Славянские наемники, как правило, принимали в Константинополе христианство греческого образца. Русы, а потом и варанги имели в византийской столице особую церковь, которая называлась Варяжской Богородицей и была расположена при западном фасаде храма Святой Софии. Найдены свидетельства, что она принадлежала Константинопольскому патриархату.
Преследуемые Римской церковью бритты, поступая в корпус варангов, также молились в этом храме и вообще легко находили общий язык с православием, чему способствовали некоторые общие черты ирландской и греческой Церквей: допущение брака для священников, причащение мирян под двумя видами (вина и хлеба), отрицание чистилища и т.д. Конфессиональная близость бриттов православию привела к тому, что они унаследовали прозвище славян-вендов — «варанги», в значении «верные», ибо никакие другие наемники в Византии не исповедовали греческой веры.
Византийские авторы XII столетия уже позабыли об этнической принадлежности первых, настоящих варангов-меченосцев и сохранили только смутные воспоминания, что они жили в какой-то «варварской стране близ Океана» и что они чем-то родственны «росам», рядом с которыми варанги и продолжали упоминаться в исторических сочинениях и документах. Зато арабские писатели, получившие в XI в. от византийцев сведения о варангах (поморских славянах), закрепили эти знания в качестве устойчивой литературной традиции о «море варанков» и «народе варанков» — «славянах славян», живущих на южном побережье Балтики (такая обработка и передача из поколения в поколение известий, полученных однажды из первоисточника, вообще характерна для арабской географической и исторической литературы об отдаленных землях и народах).
На Руси термин «варанг» в форме «варяг» сделался известным в первой половине XI в., то есть в то время, когда он еще обозначал наемников из славянского Поморья. В пользу такой датировки говорят некоторые древнерусские тексты, например, Ермолаевский список Ипатьевской летописи, в котором «Поморие Варяжское» равнозначно землям поморских славян. Память об их присутствии поморских «варягов» в Таврической Руси сохранилась в средневековом названии нынешнего поселка Черноморское — Варанголимен (Varangolimen). В «Книге о древностях Российского государства» (конец XVII в.) также говорится о варягах, живших еще до основания Киева на берегах Теплого (Черного) моря.
Но затем, в связи с исчезновением славян-вендов из византийского варяжского корпуса и начавшимся активным онемечиванием славянского Поморья, прежнее его значение было забыто. Для Нестора «варяг» — это уже «наемный воин» или просто «выходец из заморья». Впрочем, и в XII в. все еще сохраняется неясное воспоминание об этническом значении термина: летопись помещает варягов, как этнос, на южное побережье Балтики, к западу от ляхов и пруссов, а новгородцы в договорной грамоте с Готским берегом именуют варягами ганзейских купцов, обитающих опять же на территории бывшего славянского Поморья.
Однако характерно, что русские люди XII столетия уже не могут четко отделить новые значения слова «варяг» от старого. Поэтому когда Нестор попытался определить Рюрикову «русь» посредством термина «варяги», причем взятом в современном для летописца значении «житель заморья» («ибо звались те варяги русь, яко другие зовутся свеи, другие же урманы, англяне, иные готы), этот непредумышленный анахронизм стал причиной многовекового историографического заблуждения, породив пресловутый «варяжский вопрос», который, по удачному выражению кого-то из историков, сделался настоящим кошмаром начальной русской истории.
Сергей Цветков, историк



Источник -

Свенельд же, по словам летописца, предупреждал князя: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги. И не послушал его Святослав, и пошел в ладьях» .

21 ноября 2011 г. уникальный меч Х века, который был обнаружен неподалеку от места гибели князя Святослава, был представлен в Музее запорожского казачества на Украине. Автором сенсационной находки стал запорожский рыбак, который сделал свой замечательный улов в районе острова Хортица.

Запорожец Сергей Пьянков даже не ожидал, что на его крючок клюнет столь крупная рыба. Почти как в сказке, дважды забросив снасти, он уже было начал собираться домой. Забросил третий раз, перед уходом, и не поверил своим глазам. Обычным спиннингом он выудил со дна Днепра настоящий клад - древний меч, датированный десятым столетием.

«В моем понятии воткнуться в этот меч крючками, которые направлены кверху, было очень сложно. Ему видно уже время вышло лежать на дне, ему надо было показаться», - рассказал рыбак Сергей Пьянков. Запорожец Пьянков передал находку родному музею, хотя коллекционеры предлагали за нее большие деньги. «Я понимал, что это вещь, которая должна принадлежать Хортице, потому что я сам люблю Хортицу. Даже мысли не возникало, хотя предложения были», - говорит рыбак Сергей Пьянков.

Чтобы увидеть столь ценный улов в Запорожье съехались ученые со всей Украины. По мнению ученых, меч с отделкой из золота и серебра мог принадлежать великому князю Киевскому Святославу Игоревичу, погибшему на днепровских порогах в 972 г. Ученые из Киева и Запорожья заявили, что находка имеет международное значение. «Вероятность принадлежности этого меча князю Святославу такая велика, что в этом-то и сомневаться не особо возможно», - говорит академик Академии наук Украины Андрей Авдиенко. Ученые говорят, что тысячелетнему хранению оружия в пресной воде, вероятно, способствовал естественный саркофаг из ила и песка.

Длина меча - 96 сантиметров, масса - около килограмма .

«Рукоятка метрового меча оснащена богатой отделкой из четырех металлов, среди которых - золото, серебро, медь. То, что пролежав в пресной воде 1100 лет, артефакт хорошо сохранился - невероятное событие. Оружие практически полностью сохранило свою форму. Можно увидеть, что находка является предметом элитарного уровня, которая могла быть на вооружении очень знатных дружинников войска Киевской Руси или непосредственно у князя», - сказал генеральный директор Национального заповедника «Хортица» Максим Остапенко.

По словам историка, меч был найден возле острова, где, по данным древних летописей, в 972 г. произошел бой войска князя Святослава с печенегами. «В 1928 году во время строительства ДнепроГЭС, на территории бывших днепровских порогов, были найдены 5 мечей древнерусских воинов, утерянных во время войны», - напомнил ученый. По словам исследователей, в устранении Святослава, одного из основателей Киевской Руси, было много заинтересованных, поэтому такая находка является просто бесценной.

Для справки : в 972 г. Князь Святослав с дружиной, возвращавшийся из похода под Доростол, опасаясь атаки превосходящих сил печенегов, вернулся в Белобережье - дунайскую дельту и зимовал там, терпя великий голод. Весной 972 г. он отправился на ладьях в Киев и был атакован печенежскими отрядами "князя" Кури на переволоке через Днепр. В бою с печенегами князь Святослав погиб вместе с большинством своих дружинников. По преданию, "князь" Куря велел сделать из черепа Святослава чашу и пил из этой чаши на своих пирах. Полулегендарная гибель князя Святослава была в значительной степени подтверждена, когда в районе днепровских порогов, уже в новейшее время, на заявленном летописцами месте гибели князя были найдены мечи середины X века.

Напомним, что в 1928 г. мечи были найдены у левого берега Днепра напротив Кичкаса, то есть ниже порогов (Чернышев Н. А. О технике и происхождении «франкских» мечей, найденных на Днепрострое в 1928 г.// Скандинавский сборник. Вып. VI. Таллинн, 1963. С. 212). Именно место у Кичкаса и острова Хортицы считалось самым опасным на пути «из варяг в греки». Один византийский писатель отмечал, что река здесь довольно узкая, «и высота берега, которую видит глаз снизу, такова, что пущенная оттуда стрела как раз попадает в плывущих…». Наверное, знали об этом и степные кочевники, любившие подкарауливать здесь богатые караваны. Варяжским дружинникам Святослава, павшим на Крарийской переправе, и могли, скорее всего, принадлежать найденные на Днепрострое великолепно орнаментированные северные мечи, как предположил Б.А. Рыбаков (Рыбаков Б.А. Русское прикладное искусство X-XIII вв. Л., 1971. С. 383).

Два меча из найденных в 1928 г. были помечены знаками в виде костыльных крестов, а на клинках других 3 мечей Владислав Иосифович Равдоникас прочел тогда одно и то же слово, выбитое латинскими буквами: «ULFBERHT» - «УЛЬФБЕРТ» (Равдоникас В.И. Надписи и знаки на мечах из Днепростроя // Известия Государственной Академии истории материальной культуры. М.; Л., 1933. Вып. 100. С. 598-616). Это было имя, но оно принадлежало не владельцу меча, а оружейнику, который меч сделал. Однако само имя Ульфберт - совсем не варяжское и вообще не скандинавское. Оно франкское. А мечи проделали сложный путь как в пространстве, так и во времени - от мастерской Ульфберта, находившейся на среднем Рейне, через Скандинавию и Днепр в Днепропетровский музей.

Мечей так называемого скандинавского типа (точнее будет сказать - клинков франкского производства с рукоятями, орнаментированными в «скандинавской» традиции) на территории бывшего СССР найдено всего 87 (в одной Норвегии их обнаружено более 1500), причем значительная их часть была извлечена из курганов Прибалтики, остальные сосредоточены на окраинах древней Руси - в Приладожье, Поднепровье и Поволжье (Дубов И.В. Новые источники по истории Древней Руси. Л., 1990. С. 107-108). Наиболее распространены мечи с клеймом мастерской «Ульфберт» (найдено 15 таких клинков).

Статуя Святослава Игоревича на коне с побеждённым хазарином. Скульптор Вячеслав Клыков. Монумент установлен в 2005 г. в селе Холки Белгородской области .

Нельзя также не вспомнить, что в ноябре 2005 г. Московская Патриархия настояла, чтобы Вячеслав Клыков не проводил съезд "Союза русского народа" в храме Христа Спасителя:

Учредительный съезд "Союза русского народа" (СРН) должен был состояться 20 ноября в Зале церковных соборов храма Христа Спасителя (ХХС). На форум было приглашено около тысячи делегатов и гостей из многих регионов России и из-за рубежа. Председатель оргкомитета съезда "Союза русского народа" - известный русский скульптор Вячеслав Клыков. В субботу, 19 ноября, как информируют СМИ, в адрес оргкомитета съезда из Фонда храма Христа Спасителя пришел факс следующего содержания: "Сообщаем вам, что ваше мероприятие не может пройти в храме Христа Спасителя по техническим причинам, денежные средства за данное мероприятие вы сможете получить". Как выяснили организаторы форума, Фонд принял такое решение после настойчивой просьбы из Московской Патриархии .

Съезд был перенесен в ДК имени Горбунова на окраине Москвы - широко известную в молодежной среде "Горбушку" - культовое место встреч рок-музыкантов. Сбор делегатов в ХСС должен был начатья в 9:30 утра 20 ноября, поэтому предупредить большинство из них было невозможно. К этому времени к ХСС были подогнаны автобусы, перевозившие делегатов в "Горбушку". Все делегаты успели перебазироваться в ДК им. Горбунова только к обеду.

Столь резкое изменение позиция Московской Патриархии связывают со скандалом, разворачивающимся вокруг памятника киевскому князю Святославу, сооруженного в Белгороде в ознаменование 1040-й годовщины разгрома Хазарского каганата . Автором скандального монумента в Белгороде, который должен был открыться 22 ноября 2005 г., являлся Вячеслав Клыков. Скандальность ситуации состоит в том, что князь Святослав изображен верхом на коне, топчущем копытами хазарского воина. На щите хазарина крупно изображена звезда Давида . Историки утверждают, что иудаизм приняла только верхушка Хазарского каганата за некоторое время до крушения этого государства. Поскольку зал ДК имени Горбунова вмещает около 650 человек, учредительный съезд "Союза русского народа" пришлось провести в гораздо менее торжественной и комфортной обстановке, чем это предполагалось сделать в Зале церковных Соборов ХСС. В президиуме учредительного съезда СРН, кроме Вячеслава Клыкова, были несколько депутатов Госдумы, в том числе генерал Леонид Ивашов, Сергей Бабурин, Сергей Глазьев. Съезд начался с молебна в зале, который совершили около 10 священников, в том числе игумен Петр (Пиголь), протоиерей Виссарион Аплиаа - глава Епархиального совета Сухумско-Абхазской епархии, игумен Кирилл (Сахаров), настоятель храма св. Николы на Берсеневке. Открывая съезд, Вячеслав Клыков заявил: "Мы собрались в этом зале, ощутив на себе репрессии властей! " В числе приветствий В. Клыков зачитал благословение съезду СРН от бывшего митрополита Курского и Рыльского Ювеналия (Тарасова), который в своем послании пожелал крепить единство русского народа в борьбе с геноцидом против него.

В речах многих выступивших на учредительном съезде СРН звучало недоумение в связи с таким неожиданным понижением статуса съезда и поступком Московской Патриархии. В этой связи упоминалась недавняя канонизация в храме Христа Спасителя новомучеников, среди которых были и члены дореволюционного Союза русского народа: http://rublev-museum.livejournal.com/254149.html?thread=128965#t128965

ТРИУМФ КНЯЗЯ СВЯТОСЛАВА

«Неудачно сопротивлялся Хазарии в начале Х в. и Киев. Мы помним, что попытка русов захватить Самкерц и утвердиться на берегах Азовского моря вызвала ответный поход полководца Песаха и поставила Киев в положение данника итильских купцов-рахдонитов. При сборе дани для хазар в Древлянской земле был убит Игорь, князь киевский и муж Ольги (944). Сопротивление хазарам, а не война с Византией становилось главной проблемой для Киева. И потому княгиня киевская Ольга, правившая при малолетнем сыне Святославе, постаралась приобрести в лице греков сильного союзника: она отправилась в Константинополь, где приняла крещение, избрав своим крестным отцом императора Константина Багрянородного.

… Возвращаясь на твердую почву установленных фактов, мы убеждаемся в реальности похода Святослава против хазар. Молодой князь, оказавшийся энергичным полководцем, начал его летом 964 г. Святослав не решился идти от Киева к Волге напрямую через степи. Это было очень опасно, ибо племя северян, обитавшее на этом пути между Черниговом и Курском, было сторонником хазар. Русы поднялись по Днепру до его верховьев и перетащили ладьи в Оку. По Оке и Волге Святослав и дошел до столицы Хазарии - Итиля.

Союзниками Святослава в походе 964-965 гг. выступили печенеги и гузы. Печенеги, сторонники Византии и естественные враги хазар, пришли на помощь Святославу с запада. Их путь, скорее всего, пролег у нынешней станицы Калачинской, где Дон близко подходит к Волге. Гузы пришли от реки Яик, пересекши покрытые барханами просторы Прикаспия. Союзники благополучно встретились у Итиля.

Столица Хазарии располагалась на огромном острове (19 км в ширину), который образовывали две волжские протоки: собственно Волга (с запада) и Ахтуба (с востока). Ахтуба в те времена была такой же полноводной рекой, как и сама Волга. В городе стояли каменная синагога и дворец царя, богатые деревянные дома рахдонитов. Была и каменная мечеть, ведь с мусульманами там обращались вежливо.

Воины Святослава отрезали все пути из Итиля. Но его жители наверняка знали о приближении русских, и большая часть хазар-аборигенов убежала в дельту Волги. Волжская дельта была естественной крепостью: в лабиринте протоков мог разобраться только местный житель. Летом невероятные тучи комаров, появлявшихся с закатом солнца, победили бы любое войско. Зимой же Волгу сковывал лед, и дельта становилась недоступной ладьям. Острова дельты были покрыты бэровскими буграми - огромными холмами высотой с четырехэтажный дом. Эти бугры и дали убежище настоящим хазарам.
В ином положении оказалось еврейское население. Изучать волжские протоки еврейским купцам и их родственникам смысла не было: они для того и создавали свою монополию внешней торговли и ростовщичества, чтобы жить в комфорте искусственного ландшафта - города. Евреи были чужды коренному населению - хазарам, которых они эксплуатировали. Естественно, что хазары своих правителей, мягко говоря, недолюбливали и спасать их не собирались.

В осажденном городе евреям бежать было некуда, потому они вышли сражаться со Святославом и были разбиты наголову. Уцелевшие бежали "черными" землями к Тереку и спрятались в Дагестане. ("Черными" земли к северу от Терека назывались потому, что из-за малоснежной зимы в этом районе сильные ветры легко поднимали со снегом пыль, и возникали "черные" вьюги.).

Святослав пришел и на Терек. Там стоял второй большой город хазарских евреев - Семендер. В городе и окрестностях было четыре тысячи виноградников. (Ныне это пространство между станицами Червленной и Гребенской; оно описано Л.Н.Толстым в повести "Казаки".) Семендер имел четырехугольную цитадель, но она не спасла город. Святослав разгромил Семендер и, забрав у населения лошадей, волов, телеги, двинулся через Дон на Русь. Уже по дороге домой он взял еще одну хазарскую крепость - Саркел, находившуюся около нынешней станицы Цимлянской. Саркел был построен византийцами в период их короткой дружбы с Хазарией, и создал его грек - архитектор Петрона. В Саркеле Святослав встретил гарнизон, состоявший из наемных кочевников. Князь одержал победу, разрушил крепость, а город переименовал в Белую Вежу. Там в дальнейшем поселились выходцы из Черниговской земли. Взятием Саркела завершился победоносный поход Святослава на Хазарию.